Сайт
Лены
Даниловой

Информационный портал для заботливых родителей

Главная | Новости | Всё о раннем развитии | Кладовая | Мастерская | Здоровье | Мамины заботы | Полезные адреса | СсылкиФорум | Карта сайта | Почта

Магазин | Всё о детях до года | Всё о детях от 1 до 3 | Всё о детях от 3 до 5 | Всё о детях старше 5

 Кладовая >> Книги для родителей >> "Записки педагога" - "В начале было детство"
Елена Макарова

Рассыпьте бисер!

Стоило нажать на кнопку дверного звонка, раздался оглушительный плач. Сначала один голос, затем вступила вторая девочка. От меня они шарахнулись. Уцепившись за ноги мамы, уползли в комнату. «Закрой дверь!» — донеслось сквозь всхлипывание.
Мне ничего не оставалось, как отправиться в кухню. Там курил бодрящийся отец малюток. Рев не утихал. Мы пили чай, курили. Задавая папе вопросы, я не слышала ответов: детский отчаянный ор стоял в ушах, надо было что-то делать. Сейчас же. Срочно.
Помню, я вдруг резко встала и пошла в комнату. Не глядя на Аню и Таню, прибившихся к маме с боков (плакали ли они в ту секунду — не помню), села к ним спиной, достала коробку пластилина и принялась лепить. Лепка успокаивает меня, как иных вязание. Вылепила кошку, котят. Видимо, наступила полная тишина, поскольку всё, что я говорила кошке и котятам, звучало неестественно громко.
Мы с кошачьей компанией горевали, что перепутали адрес, попали не в ту квартиру. Туда, куда мы намеревались идти, нас ждали. Там были приготовлены сосиски и молоко. Здесь и кормить нас нечем. К тому же такой мороз. Затем я встала, положила кошку с котятами в наскоро вылепленную корзинку и двинулась к дивану. Еще вспомнила вслух, что несла детям в тот дом, где нас ждут, коробочку с бисером. Где же она? Ах, да, в кармане. Бисер я «нечаянно» рассыпала. Эх, теперь кошке с котятами до ночи подбирать. Пока все до единой бисеринки не подымем — не уйдем. А тут пришли не в тот дом, да еще бисер просыпали.
Аня и Таня подползли к моим ногам. Их милая мама была напряжена, как струна. Пока дети подбирали с полу драгоценности, я учила маму лепить корзинку — чтобы куда-то ссыпать собранный бисер. Да, я щедрая, пусть меня здесь не хотят, а я все равно люблю всяких детей, и подарки им тоже люблю дарить.
Корзинку оказалось вылепить просто. Девочки справились с этим, отойдя от меня на почтительное расстояние. Всё. На сегодня хватит. Надо ретироваться.
В тот день был жуткий мороз, но мне было жарко. Щеки горели, а внутри образовалась какая-то сладкая пустота. Отец малышек провожал меня до автобусной остановки. Спрашивал, как это все произошло, — ведь уже полгода, как они не подпускают к себе взрослых. Я не знала, что ответить.
Следующий мой приход прошел гладко. Аня и Таня доверились мне. Мы лепили, вернее, я лепила их руками, которые они не отдергивали. Обучаемы девочки были прекрасно. Наш с ними контакт я считала упроченным. Теперь нужно было, чтобы в моем присутствии в квартиру кто-то позвонил. Например, пусть соседка придет за солью. Все равно кто. Оказалось — родители с соседями не знакомы, и нет таковых, кто мог бы прийти к ним за солью. Не страдают ли родители аутизмом ? Нет, они оба деликатные, стеснительные, ежесекундно краснеют. Тогда идем в гости! К детям. У меня были в этом районе знакомые дети. Родители засомневались — надо ли так спешить? Сомнения имели основания. Но интуиция подсказывала — надо ловить момент, форсировать. Не дать опомниться.
И мы пришли в гости к детям.
Это было испытанием. Первый час у обеих болел живот. «У нас дома собака. Нам надо к собаке», — твердили они про выдуманную собаку. Дети в группе, заведомо подготовленные мной, проявили не то что предельную, «запредельную» терпимость. Они им всё дарили и всё прощали. Ко второму часу контакт начал налаживаться.
Мама девочек держалась на славу. Если бы она поддалась панике, мы бы все проиграли. В конце занятий дарились подарки. Занятия стали регулярными — раз в неделю гостеприимный дом наполнялся детьми, мы лепили, рисовали, а потом пили чай с печеньем.
Теперь девочки стали не просто контактными, а агрессивно общительными. Главное мы преодолели, теперь следующей задачей стало научить их дружескому, братскому общению. На это ушло гораздо больше времени, чем на сражение с аутизмом.
Да, думаю, никакого аутизма, описанного детским врачом (по его просьбе я поехала к Ане и Тане), не было. Что же было?
Дело в том, что девочки дважды побывали в реанимации в боксе. Во второй раз врач скорой помощи (по рассказу мамы) с ними играл, шутил, а потом и увез туда же, в бокс реанимации, где они и в первый-то раз кричали сутками напролет.
Сложилось отношение к взрослому миру как враждебному, где покажутся добрыми и веселыми, а потом заберут в машину и увезут от папы с мамой.
Упорство, с каким девочки полгода отказывались от общения со взрослыми, усугублялось их двойничеством. Вдвоем их противостояние было, по-видимому, действительно мощным. И по всем признакам подходило под аутизм.
Сейчас девочки уже в первом классе. Все у них нормально.
А с их мамой, моей ровесницей, мы подружились. Меня пленили ее терпение и выдержка. Редко, признаюсь, я нахожу в родителях «трудных» детей такую моральную поддержку, такое умное послушание, какое обнаружила мама Тани и Ани.

Один на один

В нашей студии было оборудовано фойе с цветным телевизором — для родителей. В подвале ДЭЗа, где нас с детьми приютили, таких удобств нет. Родители сидят здесь же, поодаль. Их лица мне примелькались. Но вот однажды увидела незнакомку. Инспектор?
Нет, не инспектор, родительница. Откуда-то она узнала, что я лечу аутизм. Хочет привести на занятия своего сына. Я объяснила, что это ошибка, у меня был один случай, с девочками-близнецами, но у них не было аутизма. Мать семилетнего «аутиста» не отступает: она читала мои книги, она почему-то уверена, что именно я справлюсь с Игорем.
Итак, они прибыли в следующую субботу на занятия.
Начал Игорь с того, что ударом кулака смял наш картонный дворец, вылил на него сверху бутылку клея, укусил за руку соседку, оплевал всех, кто был рядом с ним. Все происходило так стремительно, что я растерялась. Поведение Игоря вызвало настоящий шок у детей. Они сгрудились по другую сторону стола. Вокруг Игоря образовалась мертвая зона. Родители с недоумением и ужасом наблюдали за «новеньким». Мать Игоря держалась спокойно. Видно, все это ей было не в новинку.
— Наколдуй царство - вопил Игорь.
Я послушно расставляла на столе бумажные башенки со шпилями (останки царства), но тотчас раздавался крик:
— Расколдуй царство. Я не хочу его. Расколдуй немедленно!
Стало ясно: Игорь не сможет заниматься в группе. И дорога назад заказана. Заниматься с ним придется индивидуально.
Жили они на противоположном от меня конце Москвы. Три часа дороги — ничто по сравнению с теми испытаниями, которым подверг меня Игорь в первый месяц занятий. Стоило мне начать лепить, Игорь взбирался на стол, ложился на него животом и бил ногами. А то нападал на меня со спины, неожиданным прыжком валил со стула, душил, царапал.
При этом Игорь умел читать, писать, проявлял незаурядные способности к математике. Однако общался он на уровне грудного ребенка. Когда младенец тянет мать за волосы и норовит ткнуть пальцем ей в глаз, он не помышляет причинить ей боль, он стремится к взаимодействию.
Иногда, в минуты просвета, Игорь пытался лепить. Но из-за зажатости кистей рук ему это почти не удавалось, он вскипал и снова набрасывался на меня. Однажды он где-то раздобыл прыгалку и, выждав момент, когда я уткнусь в пластилин, заполз за мой стул, набросил прыгалку мне на шею. Я чуть не задохнулась. Не соображая, замахнулась на Игоря. Он заревел и выпустил прыгалку из рук.
Бывают переломные моменты в отношениях людей. Когда открывается нечто не подлежащее анализу. Это состояние фиксируется. Картина момента: Игорь сидит против меня. Ладони, испорченные экземой, с болячками на костяшках пальцев, закрывают его глаза, в которые мне настоятельно необходимо взглянуть. Сейчас же!
Слышу свой голос:
— Все прошло, Игорь, все прошло.
Руки медленно сползают с лица, будто снимают с него маску.
— Все прошло, — повторяю, глядя в глаза Игорю. — Будем лепить.
Игорь раскрывает коробку. Он услышал меня.
— Что лепить?
Так состоялся наш первый разговор.
Позже сама собой возникла идея научить Игоря лепить простейшие предметы с тем, чтобы задействовать их в игре «на контакты».
Игорь — вербальный ребенок. За его словесными тирадами не стоят «материальные» понятия. Лепка их формирует. Вылепленные предметы должны взаимодействовать друг с другом нормально (мать прижимает к себе младенца) и аномально (мать бьет, мучает своего ребенка).
У Игоря есть собака Трезор — предмет истязаний. Собаку слепить трудно. Человека проще. Но мне нужно было, чтобы Игорь слепил собаку, именно собаку, и вот для чего: я буду выступать в роли мальчика (Игоря), а он — в роли собаки (Трезора). Я буду нападать на собаку, чтобы смять ее в лепешку. Он — оборонять Трезора от моих агрессивных нападок.
Не без моей помощи Игорь вылепил Трезора. Я дала ему время полюбоваться на Трезора, а потом сказала:
— Играем. Ты — Трезор, я — мальчик Игорь. Сейчас я сомну твою собаку!
«Мальчик Игорь» делает прыжок через весь стол, набрасывается на «Трезора».
— Не трогай, не надо, я больше не буду! — кричит Игорь.



Игра продвинула нас в нужном направлении. Игорь открыл, что другому может быть больно. Что другие способны что-то чувствовать.
Началось выздоровление через игру. Игорь стал лепить сам, часами. Прежде без матери он не мог и линию провести, теперь он не нуждался в ее постоянном присутствии.
К весне я рискнула присоединить к нам двух соседских девочек. Их Игорь знал. Девочки пришли на занятия не без опаски. Весь двор боялся Игоря, что естественно. Но Игорь повел себя по-джентльменски. Я назначила его учителем. Проиграв со мной множество ролей, он легко вошел в новую роль. А учителя — не бьют. В этом он успел убедиться.
Теперь Игорь учится в школе. Пока у него свободный режим посещений. Он много рисует и лепит. Зажатость кистей рук практически прошла.



Грань между нормальным ребенком и ребенком с отклонениями весьма расплывчата. Доводя поведение до общепринятой нормы (у нас это послушание, конформизм) с помощью транквилизаторов, мы добиваемся временного комфорта. Мы не понимаем, что медикаментозное воздействие на детскую психику приводит к необратимым изменениям личности. У нас миллионы детей «успокаивают» и «нейтрализуют» варварским способом. Искусствотерапия требует времени и терпения. Она построена на сугубо индивидуальном подходе. С лекарствами проще: растолок таблетку, присыпал сахарным песком — и тишина. А если подумать о будущем?..
Мать Игоря вела себя безупречно: не вмешивалась в происходящее, не вбегала в комнату на каждый крик сына. В первый месяц она ни разу не спросила: «Как успехи?» Она положилась на меня.
Как врач по нескольким симптомам распознает болезнь, так педагог по поведению ребенка распознает причину его внутреннего неблагополучия. Врач знает, к чему приведет запущенная болезнь. Педагог знает, чем чреваты замеченные им отклонения. Близкие больного и родители ребенка могут даже и не подозревать о серьезности происходящего. Иногда и не следует ставить их об этом в известность. Если они не мешают, можно работать.
И тогда «неизлечимые» недуги удается вылечить.

Маленький лорд

Книга шведского писателя Юхана Боргена «Маленький Лорд» повествует о мальчике, в котором с раннего детства обнаружилась тяга к злу. Она была настолько сильной, что задушила добро. Это печальный феномен, и не единственный. Двойник Маленького Лорда — Жан де Мирбаль из романа Франсуа Мориака «Подростки былых времен». За душу мориаковского подростка сражался сам аббат, но и ему не удалось вызволить ее из когтей зла. Не припомню русских авторов, взявшихся за анализ такого явления. Но это не значит, что у нас его нет. На моих глазах за пять лет удивительный, тонкий мальчик Антон превратился в семейного узурпатора. Причины такой метаморфозы Жана де Мирбаля, Маленького Лорда и Антона сходны. Активная, болезненная непереносимость фальши. Отвращение к ритуальной ласке, к жесткому распорядку, навязанному взрослыми. Бунт, но расчетливый, с извлечением собственной выгоды. Нерушимая правильность матери, ее лживое спокойствие, фарисейство и темная взрослая жизнь вызывали в Маленьком Лорде чувство протеста, провоцировали его на мелкие пакости. Мелкие пакости, развратившие душу, впоследствии привели к духовной катастрофе — он стал предателем.
Антон впервые пришел в нашу студию в четыре года. Светленький мальчик, на удлиненном лице глаза с туманцем, под белым воротничком рубашки тоненький шнурок, завязанный на бант. Семья — в полном составе. Папа—мама, бабушка—дедушка. Водят — по очереди. В анкете рукой матери написано: «Антон трудный, плохо сходится с детьми, обидчивый, нервный. С рождения страдает сильной аллергией».
Выделялся ли Антон чем-нибудь? Да. Обостренной реакцией на фальшь. Слащавые интонации в голосе учительницы английского языка (я, признаюсь, их тоже с трудом выносила) сразу его оттолкнули. И он твердо заявил: на английский не пойдет.
Караул! Все дети идут на английский, Антон — ни в какую. «Ну и что? Пусть не ходит». — «А как же он будет учиться в школе?»
Недавно я напомнила маме Антона этот эпизод. «Что вы, ваша студия — его единственное светлое воспоминание. Разве и там уже были конфликты?!»
Что еще отличало Антона? Чувство недетской ответственности. Он боялся сделать что-то не так, боялся обмануть доверие. Этот мотив я сразу уловила и сказала Антону, что не жду от него ничего такого, что и дети и взрослые могут ошибаться и нет на свете людей, кто бы всегда все делал правильно.
«Мои родители никогда не ошибаются, — вздохнул тяжело Антон, — и бабушка с дедушкой все делают правильно». Однако в тоне не было уверенности. Он как бы вызывал меня на спор, он жаждал, чтобы я его убедила в обратном.
Семья была очень довольна поведением Антона в студии. Он сдружился с ребятами, был доброжелателен в оценках чужих рисунков и скульптур и даже стал посещать английский. Неохотно, но за компанию. Когда учительница английского языка назвала его при мне Антошенькой, мальчик вдруг резко побледнел, глаза сделались стальными. Это было затаенной ненавистью. Именно ненавистью. Позже он перестал себя сдерживать.
Помню, как провожали детей в школу. Антон был напряжен, расставание со студией далось ему нелегко. Словно он отправлялся на войну.
На этой войне зло боролось с добром. Когда за спиной надежный тыл — есть надежда на победу добра. С разлукой шанс победы зла повышался.
Первый класс. Первое полугодие. Звонит мама Антона.
— Помогите! Он такое вытворяет, мне даже произнести стыдно. Избил бабушку. Сначала какой-то цепью, потом ударил азбукой, прямо по голове. Выбежал больной на балкон. С ангиной, зимой! Сказал, что не уйдет с балкона, пока не получит письмо от доброго Карлсона.
Мы встретились с мамой Антона у метро «Аэропорт». Она уже прочла тонну книг, все подходило в лучшем случае под аутизм, в худшем — под шизофрению. Нужен срочно врач-психиатр. Я попыталась ее успокоить — в конце концов дело не в диагнозе. А в том, что ему плохо, тягостно. Значит, надо помочь ему выйти из тупика. Изменить тактику поведения. Исключить то, на что он так болезненно реагирует. Лечение таблетками — не моя область. «Попробуйте опишите все, что произойдет с ним на будущей неделе. И привезите мне дневник», — предложила в заключение.
Дневник за неделю был составлен добросовестно. На первой странице — режим для Антона, на второй — режим для остальных членов семьи. Время происходящих событий указано с точностью до минуты. Также было указано, какое отклонение от режима повлекло незапрограммированное действие Антона и как трудно было ввести режим в русло. На подготовку уроков отводилось два часа, а Антон сидел по четыре часа, и под большим нажимом бабушки. После обеда, в 14.00, спрятал бабушкины очки. Искали сорок минут, из-за чего сорвалась прогулка, и т. д. и т. п.
Разумеется, Антон спрятал очки, чтобы бабушка не смогла проверить домашнее задание. Жесткий порядок и контроль несносны для ребенка, который и без того страдает от гипертрофированного чувства ответственности.
— Он и вас побьет, если вы не перестанете контролировать успеваемость, если сейчас же не оставите его наедине с ошибками в тетрадях. Пусть не учится на одни пятерки. Зачем ему быть отличником? — сказала я маме Антона.
Психолог сказал то же самое. Не убедило. Пошли к психиатру. И покатилось...
Учительница повысила голос на Антона — Антон наотрез отказался идти в школу. «Не пошли бы. Нет, потащили волоком. Почему?» — «Потому что стоит один раз позволить...» — «Нельзя сменить школу, если классная руководительница не может найти верного тона с учеником? Или перейти в параллельный класс?» — «Тогда мы так и будем прыгать из школы в школу». — «Приводите его ко мне на занятия».
Пришел. Лепим из глины. Вижу, весь урок Антон лепит кубик, зализывает грани, старается, чтобы было ровно-преровно. Дотрагиваюсь до его рук — потные. Это не просто повышенная возбудимость, теперь это — повышенная тревожность. У Антона — невроз. Его надо освободить в первую очередь от семейной опеки. Но у нас нет колледжей с пансионами — не в интернат же сдавать при любящих родителях! Вот тебе и «кубик-рубик». После живых, свободных работ в студии — мертвая глина в кубе, немой крик: «Не тронь меня, я вещь в себе, не подступай ко мне, все равно не откроюсь!»
После того урока Антон больше не пришел. Передал с мамой записку: «Мне некогда. В школе много задают. А пока домашнее задание не сделаешь — из дому не выйдешь».
Пойти в школу? Поговорить с учителями? Этично ли вмешиваться в учебный процесс, когда ничего нельзя втолковать любящей маме?
Четвертый класс. Организуем встречу «студийцев» у Антона дома. Ребята выросли, рассуждают по-взрослому, друг перед другом выставляются. А у меня с собой глина. Кто хочет пирожные? Никто. Все хотят — лепить. Убрали сладости со стола, постелили клеенку.
— А давайте все делать, как тогда: мы будем лепить, а вы рассказывать. Про знакомого, или про Человека-Тучу, или Гвоздика-на-небе...
Оказывается, они все помнят. И просят вернуть вдохновенную атмосферу дошкольного детства.
За час уставили весь стол скульптурами. И у Антона уже не кубик, а целая композиция: кошка гонится за мышью. Когда-то игра в кошки-мышки его пугала, теперь — и пугает, и восхищает одновременно. Он уже почувствовал дыхание взрослого мира, где все непременно или жертвы, или палачи. Кто же теперь Антон — кошка или мышка? Судя по одинаковой выразительности обеих фигур — и то и другое. В школе — мышка, дома — кошка, пантера, рысь. Двуликий Янус.
Праздник кончился. Что же было праздником? Возвращение к детству. Как и раньше, все — за одним столом. Старые привязанности, повзрослевшие дети — теперь они рассказывают анекдоты, и счастливый Антон смеется громче всех.
Опять звонит его мама:
— Нужен тот психолог, что обследовал Антона в первом классе.
— В чем дело?
— Все делает назло. Учительница по природоведению похвалила его за ответ — теперь он назло не учит природоведение.
Непрошибаемая система: школа — Антон — родимый дом. Вместо разомкнутой — наглухо закрытая.
— Знает ли Антон, что в жизни есть несчастные дети, что вообще в мире не все в порядке?
— Ну и что?
— Да пойдите вместе с ним в дом ребенка, принесите мешок подарков.
Пауза затянулась. Мама обдумывала мое странное предложение.
— Удивите сына тем, что вас заботит что-то помимо его успеваемости и поведения.
— Вы это серьезно?
— Вполне.
До сих пор мама не нашла времени, чтобы удивить Антона таким открытием. Она его щадит. Вдруг это его травмирует, а он и без того грозится сбежать из дому...
— От благих дел еще никто не травмировался.
— Пусть он сперва отдохнет летом, и уж тогда...
— А как он будет отдыхать летом?
— Пойдем с ним в поход.
— А не лучше ли в деревню, к коровам и гусям? Он же так любит природу!
— Нет, тогда он нас всех затерроризирует. Скажет, скучно.
— А вдруг не скажет?
Подумала, подумала:
— Нет, у него слабые мышцы.
Больше мама Антона не звонит. Думаю, залечили мальчика таблетками. А поскольку я была категорически против таблеток, то и звонить мне совестно. Или уже не нужно. Под транквилизаторами детки становятся смирными и о побегах не помышляют.
Семья Антона типична. Эти люди не видят чужого горя, у них все регламентировано, и гости приходят только по субботам. В воскресенье будет возможность отоспаться. Они-то как раз и аутичны, поскольку замкнуты на себе. Вчетвером калечат одного ребенка, который оказался неординарным. Разумеется, при таком ходе дел в Антоне разовьются жестокость и мстительность и мир пополнится еще одним Маленьким Лордом. Такая печаль.

Истукан в юбке

— Познакомьтесь, это Риточка!
В середине урока в класс с ревом «въехала» девочка. Бабушка тащила ее за руку, Риточка упиралась. Вырвавшись от бабушки, она бросилась на пол, распласталась на нем.
— Риточка, тетя по лепке рассердится!
Бабушка сгребла Риту в объятия, водрузила, бьющуюся в истерике, на стул. Сама села рядом. Для чего велела малышке соседке перейти на другое место.
— Вон свободный стул, — указала бабушка малышке, — мы здесь устроимся. Что задано лепить? — обратилась она ко мне.
Под натиском бабушки я растерялась. Тем более что Рита продолжала реветь и у детей уже стали надуваться губы и набрякать веки.
— Вот видишь, Риточка, детки нас жалеют, — объяснила бабушка внучке, пытаясь удержать ее на стуле. Рита все же вывернулась и убежала. Через десять минут они вернулись снова.
— Мы договорились с Риточкой, она больше не будет плакать. Она хочет немножко покомандовать здесь, надеюсь, это допустимо?!
Тон бабушки возражений не предполагал. Небольшого роста, полногрудая, со значком на груди и жаждой мести в душе (педагог проявил жестокосердие — не бросился к плачущей, не умолял ее остаться), она была настроена решительно. То, что мы чем-то занимались здесь в их отсутствие, не имело значения.
— Слушать меня! — повелела Риточка, подняв вверх указательный палец. — Здесь я распоряжаюсь. «Распоряжаюсь» — так и сказала.
— Задаю лепить колобки. Всем!
Дети оторопели. Смотрели на меня, ища защиты.
— А ты нам покажи, как лепить колобки, — предложила я.
— И не собираюсь, — ответила Рита, — не хочу руки пачкать. Ляля, — обратилась она к бабушке, — я же тебе говорила, что не буду лепить, буду только распоряжаться. Или я рассержусь и снова уйду.
Я не стала удерживать Риту. Бабушка смерила меня взглядом:
— Вы не педагог, а истукан в юбке.
Дети рассмеялись. Смешно — истукан в юбке!
— Над вами даже дети смеются, — укорила бабушка Ляля.
— Вы дура дурацкая, — подвела итог внучка.
С тем они обе и удалились.
После занятий бабушка отловила меня в туалете. Я отмывала руки от глины.
— Поймите же вы! — бабушка Ляля приблизилась ко мне вплотную. — Какого труда мне стоило затащить ее в класс! У нас родители за границей, она боится мужчин с усами, боится, когда ее забирает на воскресенье вторая бабушка. Что у вас за манера отворачиваться, когда с вами говорят! — взвизгнула бабушка Ляля.
Если я и отвернулась, то помимо воли.
— Я готова идти навстречу каждому ребенку, — сказала я ей, — но я не шла и не пойду на поводу. Ни у кого. Ни у детей, ни у их бабушек.
Потом состоялся разговор с завклубом.
— Ты знаешь, кто она такая?! — завклубом шепотом, с придыханием произнесла имя бабушки Ляли. Мне оно ничего не говорило, видимо, особая ведомственная знаменитость. — Как ты смеешь не пускать девочку на урок?! Тебе подавай дебилов и заик, вот тут ты распускаешь хвост, а нормальную хорошую девочку вышвыриваешь из класса! От одного слова Елены Петровны...
Завклубом воздела руки, словно одно слово Елены Петровны могло обрушить потолок, обратить только что отремонтированный кабинет заведующей в руины.
Однако бабушка Ляля не спешила наказывать всех за мои прегрешения. Она выделила хороших. Подарками. Заведующей преподнесла японский зонтик, Борису Никитичу — японский тоже календарик с голой дивой. Остальных казнила своим невниманием: Рустама за то, что он с усами, а Риточка не переносит буквально усатиков, рыдает от них; Татьяну Михайловну за то, что от живописи грязь — Риточка измажет очень хорошенькое японское платьице, ну а со мной — ясно.
Предметы, которые вели «нехорошие», баба Ляля сочла нецелесообразными. Раз Риточке это не нужно, значит, и остальные дети могут спокойно прожить без лепки, живописи и логического мышления, которое по глупости развивал в детях Рустам.
Баба Ляля ввела новые предметы — «Подготовка к школе» и «Рисование». Простыми карандашами, чтобы не испачкать платьице.
Но все это было не сразу, не с бухты-барахты. Смена предметов и педагогов пока еще только намечалась в бабы-Лялином уме, и о грандиозных этих замыслах не знал никто, кроме заведующей. Мы же, кустари-одиночки, продолжали свое одинокое дело. Размышляли о том, как помочь Риточке и можно ли вообще что-то сделать с ней при бабе Ляле. Рите всего пять лет. Может ли пятилетний ребенок быть монстром? Как перевоспитать маленькую девочку с замашками фюрера? Они с бабушкой ощущают свою полную власть над нами, педагогами, как это возможно?
Борис Никитич считал, что нужно набраться терпения и исподволь, шаг за шагом, приводить обеих в чувство. Наверное, он был прав. Теоретически. Он и предположить не мог, какие планы зреют у бабушки Ляли, пока мы тут сидим и рассуждаем, как им помочь.
Наша «параллельная акция» не удалась. Фюреров не перевоспитывали, напротив, поощряли их замашки. Те, кто посмеет проявить неудовольствие при виде ребенка, который «здесь распоряжается», будут сметены с дороги. Эта участь ждала и нас, бестолковых гуманистов.
Часто потом я спрашивала себя: если бы знала, чем кончится мое непослушание, нежелание идти на поводу бабушки и внучки, нашла бы способ примирения? Тот самый разумный компромисс, к которому нас готовят с детства, чтобы легче было прожить?
Нельзя играть в игру, не зная правил. Как-то один мой состоятельный знакомый купил в Баку на черном рынке игру, а инструкцию к ней не приложили. Игровое поле, фишки, карточки с какими-то цифрами, волчок, зары — все было, кроме инструкции. И плакали его денежки!
Правилам игры можно обучиться по инструкции. Если она есть. И если ты этого хочешь. Я никогда не хотела и не хочу обучаться играм злых людей. У них свои расклады и ходы, свой язык и понятия. Бороться с ними можно, только соблюдая правила грамматики зла. Такие правила есть, ими пользовались и очень известные тираны, и масса людей, подпавших под их влияние.
Противостоять злу можно, если по отношению ко злу занять бескомпромиссную позицию, самую неудобную во все времена. Неразумно из-за одного ребенка терять целую школу, сотню детей. Цель не оправдывает средства. А если все-таки оправдывает?..

дальше
   
присылайте ваши материалы на эту тему
Скачать книги этого автора: 
"Освободите слона"
"Лето на крыше"
"В начале было детство"
Содержание: 
От автора
Первый прыжок антилопы
Провести через разное
"Смотри, не спеши..."
Из пустого в порожнее
Подстольный мир
Всему свое время
Панегирик Борису Никитичу
Надземелье
Ничья
"Когда подступает отчаяние..."
Какая разница между дождем и снегом?
Раки-забияки
Перегорела лампочка
Искусствотерапия
Фридл
Увидел - отрази!
Откопали богиню
Концерт для пластилина с оркестром
Деталь
"Человет в шатке"
Тетя Мотя!
Ключ в кармане
Рюкзак с дорогами
Лепешка на колесах
Преобразить, а не отразить
В бусах при свечах
Рогорог
Притча о лягушке
Словесные дети
Авдий и Гордей против бюрократов
Кустарь=одиночка
Пропало вдохновение
Мы с Марой
Ежевика в Набрани
"Евгений Онегин" и заяц в профиль
Деревья на ветру
Глаз - ватерпас!
Мне нравится возиться с такими маленькими
Рассыпьте бисер!
Один на один
Маленький лорд
Истукан в юбке
Играем в дочки-матери
"Птичие рынак папугаи они гаваряце..."
Нюра слепила кузнечика
Что оканчивается на "ок"?
Учительница, посмотри на свои глаза!
Детская грамматика
Типообраз
Счастливый билет
Рассуждансы
Подать сюда результаты деятельности
Пластилиновая учительница
"…И сам себя всю жизнь баюкай..."
У Кеши феноменальная память
Дух братства
Снова - про Фридл
Ютина красота
Светлячок на ладони мира
День и ночь
Кино
Мы сочиняем книги
Волшебные зеркала
Отважная Варя
Лошади и дамы
Машина вместе с дорогой
Танцующий дом
Преодолеть страх
"Сказите позяиста, извините позяиста..
Тема "Моя семья"
Непроявленная пленка
"Не мешай завивать фантазии!"
Гномье царство
Даю уроки рисования!
   
  
Copyright © Раннее развитие детей. Сайт Лены Даниловой
Публикация любых материалов сайта допустима только по согласованию с редакцией.

Главная | Новости | Всё о раннем развитии | Кладовая | Мастерская | Здоровье | Мамины заботы | Полезные адреса | СсылкиФорум | Карта сайта | Почта

Магазин | Всё о детях до года | Всё о детях от 1 до 3 | Всё о детях от 3 до 5 | Всё о детях старше 5